Музыкально-поэтический вечер «Сергей Есенин. Небесный барабанщик», как совместная работа актеров театра Марка Вайля «Ильхом» Владимира Юдина и Яна Добрынина был приурочен к 120 летию поэта.
В результате спектакль вошел в постоянный репертуар и стал ценным дополнением к основной программе.
25 ноября пройдет ещё один показ “Небесного барабанщика”.
В сюжете зрителю представлены отрывки из личной переписки, стихи и переживания главного героя.
Актер театра Владимир Юдин рассказал о том, как и для кого создавался проект.
Как возникла идея почитать Есенина со сцены «Ильхома»?
Тема возникла «из космоса». Я никогда не был поклонником творчества Сергея Есенина. Честно, даже не помню, как это произошло. Захотелось почитать хорошую поэзию. Чем больше читал его поэм, писем, стихов, тем больше хотелось вынести это на сцену.
У Есенина два направления. Первое — крестьянская поэзия, пейзажи, любовь к Родине. Второй Есенин — бунтарь, хулиган. Какой из них по духу более близок Вам?
Мне нравится бунтарство. Один из моих любимых поэтов, еще один бунтарь, Джим Моррисон, солист группы The Doors. Они заполняют душевную пустоту. Я тоже хулиган, чем, кстати, не горжусь.
А как же стихи о природе и Родине? Получилось в них «погрузиться»?
В той программе, которая есть у нас, прослеживается все это. По мне — это очищенное представление о поэзии. Ну, придет зритель, послушает об березках… и что он поймет? Даже не обо мне, а о поэте, в первую очередь.
Как сживались с образом?
Я должен был пройти путь Есенина до того, как выйти на сцену и что-то прочесть. Приходил в какое-нибудь тихое место, где люди спокойно общаются и начинал горланить стихи.
Все вначале недоумевали: что за городской сумасшедший? Я горланил несколько стихотворений, мне аплодировали, я уходил. Мог идти по улице, залезть на возвышение и кричать на всю улицу.
Есенин так делал по просьбам — хоть ему этого не хотелось, это перерастало в скандалы, драки, уголовные дела. И мне тоже разок сказали: «уходи, а то мы тебя зарежем». И я понял: «О! С Москвой Кабацкой сроднился».
Помогла ли в чем-то личном эта работа?
Да. Я стал откровенен с собой. Есенин и Моррисон помогли мне избавиться от дурацких комплексов «А что скажут?».
Неужели у актеров тоже есть такие комплексы?
Конечно! Также эта работа помогла и в других спектаклях. Сама поэзия помогает потом «разговаривать с прозой». Поэзию нужно читать так же, как ты читаешь прозу. Ничего не надо играть, главное не испортить что хотел сказать автор.
А еще я стал в ладах с собой, более сдержан. Выпустил тех чертей, которых должен был отпустить и сейчас мне легче. Меня стали больше просить читать стихов. Всем кажется, я хорошо это делаю. Значит, я на правильном пути.
А в чем было трудно?
В какой-то момент я думал, что сойду с ума. Понимал с одной стороны, с другой думал — «надо тормозить, ты же актер, на образ и роль надо смотреть со стороны, аккуратно к ней прикасаться, а тут она тебя поглотила». И даже не роль, а сама атмосфера поэзии, предлагаемые обстоятельства, которые она дает.
Тяжело быть на сцене единственным чтецом, или это, наоборот, “праздник”?
Прозвучит нескромно, но я люблю этот спектакль в том числе и за то, что ни от кого не завишу. Это и тройная ответственность, но я и наслаждаюсь этим. Мне нравится играть другие спектакли, но «Небесный барабанщик» — это и работа и отдых. Знаете, этот спектакль вообще не о Есенине.
Он о любом человеке, о жизни, о творчестве, о пути. О черном человеке в каждом из нас. И мы выражаем это посредством поэзии Сергея Есенина.
Человек уехал за границу, там прожег жизнь, не понял ничего, вернулся обратно — и не застал того, что хотел застать. Пошел в любовную сторону — чего-то не хватило. То ли «недолюбил», то ли «перелюбил»… Пришел к черному человеку, посмотрел на себя, разбил все зеркала… и успокоился.
Кому посоветуете идти на спектакль? В каком настроении, с каким запросом?
В театр может прийти любой зритель и понятно, что он будет в разном настроении. Тот, кто любит мое исполнение, или музыку Яна Добрынина.
Он может не понимать поэзию, она может быть от него далека. Возможно это и хорошо: благодаря нашей работе он что-то откроет. Скажу одно: в спектакле особо ничего не происходит. Если приходить и ждать каких-то событий, то их там не будет.
Есть ли ощущение, что чего-то не сделали, не закрыли тему?
Спектакль вообще не задумывался, как репертуарный. Мы с Яном Добрыниным сделали наш бенефис, сказали друг другу «спасибо» и забыли тему. Но началась другая история.
Театр живой организм, актеры живые люди, кто-то болеет. Чем заменить спектакль? А в «Небесном Барабанщике» всего два человека и повторить не проблема. Раз заменили, другой, потом это вошло в привычку. И так он вошел в репертуар.
Сказать, что чего-то не доделали? Нет такого ощущения. Мы заканчиваем спектакль фразой: «все мое творчество впереди, что будет дальше — посмотрим». Что произошло дальше, знают те, кто знает биографию Есенина.
Подводя итоги нашей беседы: получается, что спектакль сам себя создал, сам вошел в репертуар, и даже чуть не поглотил актера?
Да. Такая у спектакля интересная и легкая судьба. И самое главное — это же очень интересно, что спектакль не создавался в мучениях.
Зачастую, когда люди высасывают из пальца и мучаются, получается что-то такое бездушное. А тут с легкой руки Сергея Александровича все получилось и живет.
Может со временем, так как приходят новые спектакли, он уйдет из репертуара. И никто не обидится, если он уйдет из Ильхома и продолжится в других местах.
Надеюсь, что после всех этих событий спектакль еще покатается. В Россию я бы с удовольствием его повез.
Будем держать за вас кулачки.
Спасибо.
——————————
Билеты на спектакль доступны в кассе театра.
Беседовала Олеся Цай
