Узбекистан, Ташкент – АН Podrobno.uz. Летние Олимпийские игры в Москве в 1980 году затронули весь Советский Союз, который в едином порыве готовился к этому глобальному спортивному празднику. Огромная роль в подготовке мероприятия была отведена и Узбекистану. Помимо спортсменов, на полях Олимпиады должен был выступать масштабный культурный десант из узбекских певцов и танцовщиц, а аграрии готовили поставки солнечных узбекских фруктов и овощей для гостей.
Корреспондент Podrobno.uz поговорила с известным узбекским журналистом Рахимжаном Султановым, который был специально аккредитован на Олимпиаду для освещения участия спортсменов из Узбекистана. Он рассказал нам много интересного о том, как был задействован в подготовке этого масштабного события Узбекистан, что происходило в закулисье Олимпиады, как он стал своеобразным помощником строительства олимпийской деревни, а также организовал срочное интервью для американских журналистов.
О том, что в 1980 году в Москве состоятся ХХII Олимпийские игры, было объявлено 23 октября 1974 года. Тогда я учился в Высшей школе профсоюзного движения имени Шверника (сейчас это Академия труда и социальных отношений – прим. редакции). Наше общежитие и новые учебные корпуса располагались на Юго-Западе Москвы, в самом конце улицы Лобачевского.
В этом месте был пустырь, а дорога – только одна, проселочная, что было нехарактерно для Москвы. Она вела в деревню Никулино. Тогда и внутри Москвы были настоящие деревни, одна из них как раз на Юго-Западе, напротив нашей школы.
Я помню, это был вечер декабря 1974 года. Иду из библиотеки, а навстречу мне у входа в общежитие – человек в рабочей одежде.
«Вы студент? Хотите заработать? За неделю надо разобрать деревянные дома. Балки и доски можете продать на Мытищинском рынке, жильцов всех уже выселили», – сказал он и назвал такую сумму, на которую, если немного добавить, можно было купить «Жигули». В знак нашей договоренности он дал мне 50 рублей – очень хорошие деньги для тех времен.
Я стал предлагать сокурсникам подзаработать – никто не соглашался. На следующий день я купил у одного из бульдозеристов, работающих на стройке, канистру солярки, поздно ночью подошел к домам, облил их и поджег в нескольких местах. В результате все дома сгорели за полчаса. После этого стал капать дождик, ветра не было и к утру от деревни остался лишь пепел.
Однако заказчик был недоволен: «Разве я этого просил?». В результате мне заплатили лишь 500 рублей вместо обещанных 6 тысяч. В Высшей школе профсоюзного движения тем временем никто не подозревал, что случилось с деревней, почему она ночью сгорела. Эту историю я обнародовал лишь в 2008 году на традиционной встрече выпускников, в день 90-летия организации, вызвав восхищение свидетелей того пожара.
На месте этой деревни за год до Олимпиады построили великолепную Олимпийскую деревню. Во время Игр она очень хорошо охранялась, притом демонстративно: везде по периметру, как снаружи, так и изнутри круглосуточно, впритык к друг другу, стояли спецвойска. Это было обусловлено тем, что у всех в памяти еще была трагедия на ХХ Олимпиаде в Мюнхене в 1972 году.
В Олимпийской деревне сейчас живут москвичи, все жилые дома были распределены среди очередников сразу же после Игр.
Аккредитация на Олимпиаду началась за год. Процедура была очень сложной: с места работы требовалось письмо, заверенное первым руководителем, секретарем партбюро и председателем месткома. Также необходимо было предоставить фотографии определенного размера.
Документы часто терялись у исполнителей, поскольку они менялись. Власти часто запрашивали дополнительную информацию, мы снова заполняли анкеты. Потом все это дотошно проверялось органами через свои каналы.
Еще в начале 1980 года, когда я приехал навестить своих родителей в Самарканд, одноклассница, работавшая в то время в паспортном столе местного РОВД, проболталась, что на меня был спецзапрос из Москвы. Она спросила меня – что ты там такое натворил? Как мне удалось узнать позже, так проверяли всех, кто был сопричастен к Олимпиаде в той или иной мере.
Моя аккредитация была с приоритетным проходом, то есть пройти можно было всюду. Из Ташкента, помимо меня, также был аккредитован главный редактор спортивных программ Узгостелерадио Роман Турпищев. Но он работал для Центрального телевидения, комментировал соревнования по художественной гимнастике. Я же был республиканским корреспондентом, моя работа была целиком направлена на освещение участия спортсменов Узбекистана в этой Олимпиаде. Помимо спортсменов, я рассказывал и о культурной программе – наших артистах и танцовщицах знаменитого ансамбля «Бахор», студентках училища национальных танцев, которые выступали в рамках различных мероприятий, приуроченных к Играм.
Из-за ввода советских войск в Афганистан международная обстановка тогда была накалена до предела. Сколько бы не говорили, что нельзя смешивать спорт с политикой, тем не менее политика присутствовала на Олимпиаде везде и всюду. США объявили бойкот, их поддержали союзники, в итоге в Играх не приняли участие спортсмены из 65 государств, среди которых США, Канада, Турция, Южная Корея, Япония, Египет, ФРГ и многие другие. Спортсмены из этих стран традиционно были сильны в летних олимпийских видах спорта.
Китай планировал принять участие в Играх впервые за несколько десятилетий, но в конце концов также принял решение бойкотировать Олимпиаду в Москве. С другой стороны, интересно, что некоторые спортсмены из Великобритании, Франции, Италии и Греции приехали на Игры в индивидуальном порядке по разрешению своих олимпийских комитетов.
Первый мой олимпийский материал был посвящен спецрейсу из Ташкента самолета Ил-62, который приземлился в аэропорту Домодедово с членами узбекской делегации. Я искал там спортсменов, а прилетели сплошь чиновники и участники культурной программы. Оказалось, что часть атлетов уже была на подмосковных сборных пунктах, а остальные должны были прилететь позже, они находились на сборах в Сочи, Ялте и Абхазии.
В своих репортажах я рассказывал о наших спортсменах: брал интервью у серебряного призера по фехтованию Сабира Рузиева, боксера Владимира Шина, ватерполиста, бронзового медалиста Руслана Шагаева, пятикратной олимпийской чемпионки, обладательницы золотой медали, гимнастки Нелли Ким, которая тогда выступала за команду Беларуси.
Нелли Ким была кумиром тогдашней публики и журналистов. Мы долго ждали ее выхода на пресс-конференции, а ее все не было. Все уже устали, было три часа ночи, она наконец-то выходит уставшая, но счастливая после награждения. Один из журналистов после нескольких скучных вопросов спросил ее: «Скажите, пожалуйста, вы еще девочка или уже женщина?» (в дни Олимпиады ей исполнилось 23 года – прим. редакции). Представляете? Она тогда спокойно, с достоинством ответила: «Я, конечно, уже не девочка, но еще и не женщина». Многие зарубежные издания потом цитировали ее, отмечая, как она красиво ответила на этот явный провокационный вопрос.
Все пресс-конференции проходили в Олимпийском пресс-центре на Зубовском бульваре в специально построенном под эти цели многофункциональном здании. Потом здесь долгое время функционировал пресс-центр МИД СССР и России. Сейчас здесь размещаются многочисленные редакции МИА «Россия сегодня».
На московской Олимпиаде 14 узбекских спортсменов выступали в составе общей команды СССР. Золотых медалей были удостоены ватерполист Эркин Шагаев, конник Юрий Ковшов, волейболистка Лариса Павлова, велогонщик Александр Панфилов, серебро завоевал фехтовальщик Сабиржон Рузиев. Всего команда Узбекистана смогла завоевать 11 медалей – три золота, четыре серебра и четыре бронзы.
Были иногда курьезные моменты. Помню, представитель Международного олимпийского комитета вручил медали не тем, кому должен был. В результате обладатель золота получил бронзу, на следующий день пришлось проводить новое вручение. Организаторы часто путали гимны стран, флаги, но лично я не воспринимал это как нечто из ряда вон выходящее и в своих репортажах об этом никогда не упоминал. Такое случается на каждой Олимпиаде.
Это было жаркое время, соревнования заканчивались после 24.00, я оставался на награждение, а оно затягивалось до трех ночи, поскольку победители еще сдавали допинг-пробу. На следующий день в 10 утра уже начинались новые старты, нужно было везде успевать, а я был один и для телевидения, и для радио. В результате приходилось договариваться с операторами Центрального телевидения, чтобы они снимали и для меня. Надо сказать, что все пресс-центры на Олимпиаде были оборудованы на очень высоком уровне. С любого телефона можно было позвонить куда угодно, в том числе в страны, объявившие бойкот.
В Олимпийской деревне и гостиницах работали магазины, кафе и рестораны с бесплатным питанием для спортсменов, судей, журналистов и членов делегаций. Я радовался, когда в меню были узбекский виноград, абрикосы, огурцы, болгарский перец, баклажаны и помидоры. Я был удивлен, как это в середине июля наши аграрии вырастили и привезли в Москву знаменитые юсуповские помидоры, ведь обычно они созревают к осени.
С Олимпиады я подготовил около пятидесяти репортажей для «Ахборота» и республиканского радио, а также иновещания, опубликовал несколько материалов в газетах и журналах, в том числе в популярном тогда еженедельнике «Гулистан» на узбекском языке. В верхах поговаривали о какой-то государственной награде для меня, но в итоге, она досталась другим лицам, написавшим брошюрку об участии спортсменов Узбекской ССР в Олимпийских играх по материалам прессы и моим репортажам.
Был у меня на Олимпиаде один случай, связанный с американскими журналистами. Корреспондент одного из телеканалов США со штаб-квартирой в Лос-Анжелесе, который своими политическими провокационными вопросами всегда уводил пресс-конференции в другую сторону, обратился к гендиректору пресс-центра Олимпиады Владимиру Попову с просьбой помочь найти восточных танцовщиц для интервью и съемок.
В тот момент организаторы никак не могли понять о танцовщицах из какой республики идет речь. На следующий день американец принес огромную фотографию танцовщиц из Узбекистана, выступивших на церемонии открытия Игр. Тут в поле зрения Попова оказался я, и он перепоручил этого американца мне, сказав при этом: «Будь осторожен с ним».
С помощью руководителя узбекской делегации, председателя Спорткомитета Узбекской ССР Мирзоалима Ибрагимова мне удалось установить, что это были танцовщицы не из ансамбля «Бахор», а учащиеся Республиканского хореографического училища. Поздно ночью я нашел директрису этого училища в одном из московских общежитий.
«Мы завтра вечером улетаем ночным рейсом в Ташкент, свою программу мы выполнили», – ответила она.
«Задание надо выполнить в любом случае. В вашем общежитии где-нибудь можно снимать?», – спросил я.
Она в ответ заявила, что здесь нет никаких условий, девушки не смогли даже провести репетицию. Тогда мы договорились встретиться в семь вечера в одном живописном месте на фоне леса, где я все время мечтал провести съемку. Перезвонил в гостиницу американскому коллеге, рассказал, где будет происходить интервью. Мы договорились выехать туда на его машине от гостиницы в шесть вечера.
Все это время, пока я занимался поиском танцовщиц, а это заняло дня два-три, у меня в голове постоянно крутилось предостережение Попова: «Будь с ним осторожен». Нам тогда для работы давали Справочник телефонов штаба Олимпиады, и там на первой же страничке были телефоны всех экстренных служб, в том числе МВД, КГБ, Минобороны, других союзных и городских органов управления.
Я позвонил в штаб МВД, представился, объяснил ситуацию. «Мы, конечно, пошлем туда наряд, на всякий случай. Но вы позвоните и на Лубянку, это все-таки их профиль, иностранцы же», – ответили мне в МВД. В штабе КГБ после моего звонка тоже все быстро уладили.
Когда мы с американским коллегой прибыли на место съемок, помимо двух-трех автобусов вдали никого не было. Танцовщицы приехали с большим опозданием, ближе к восьми часам, что стоило мне огромных нервов и волнений. В таких случаях отдаешь должное нашему нынешнему оснащению, в частности, мобильным телефонам, которые имеются у каждого.
Девочки после приезда быстро сориентировались. Они исполнили на этой площадке несколько номеров, три оператора со звуковиками снимали их, по завершении они дали интервью об Узбекистане, сначала на русском языке, а потом по просьбе американского журналиста и на узбекском.
Милиция все это время стояла у трассы, вскоре к ним присоединились несколько товарищей в штатском. Меня проинструктировали: если что-то пойдет не так, то я должен поднимать левую руку и постоянно размахивать. Но все обошлось, размахивать не пришлось.