Узбекистан, Ташкент – АН Podrobno.uz. Знаменитый мем «зима близко» сегодня, как никогда, отражает страхи узбекистанцев перед предстоящим осенне-зимним периодом. Коллапс, который произошел этой зимой, продемонстрировал неспособность чиновников решать сложившиеся проблемы, ветхость энергосистемы, а также любовь бюрократов к красивым цифрам в отчетах, которые отправляются наверх, но имеют мало связи с реальностью.
Скажем больше, сегодня сложно найти узбекистанца, который убедительно ответит на вопрос, уверен ли он в том, что зимой его дом будет стабильно обеспечиваться электроэнергией, теплом и газом. Все, что нам остается – это надеяться, что руководство Минэнерго сделало выводы и не допустит такой катастрофической ситуации в нынешнем году.
При этом эксперты говорят, что именно сейчас у стран Центральной Азии появилось уникальное окно возможностей, когда можно использовать российский газ не только для решения собственных проблем, но и получения доходов от транзита. Также есть хороший шанс договориться на выгодных условиях о строительстве атомной станции, которая обеспечит страну электроэнергией на десятки лет вперед.
Почему же власти Узбекистана и Казахстана медлят в этом вопросе, как на эти процессы влияет давление Запада и стоит ли сейчас делать большую ставку на возобновляемые источники генерации, корреспондент Podrobno.uz спросила у одного из ведущих экспертов в нефтегазовой отрасли Центральной Азии, экс-советника министра энергетики Казахстана Олжаса Байдильдинова.
– Вопрос строительства атомной станции в Центральной Азии – риторический. Узбекистан и Казахстан столкнулись с энергодефицитом и в этом году, и в предыдущие годы. Так или иначе, в целом мы зависим от поставок и перетоков из России.
На мой взгляд, здесь не должно быть каких-то предрассудков относительно атомной энергии в целом. В Казахстане очень любят ссылаться на пример строительства и уровень жизни в ОАЭ, но в тех же Эмиратах в 2020 году ввели в строй первую атомную станцию на Ближнем Востоке. И никакой радиофобии, предрассудков по этому поводу там не возникало. Когда все блоки введут в строй, около 20% от производства всей электроэнергии в этой стране будет обеспечивать атомная энергия.
Таким образом, даже развитые страны, которые обладают углеводородными запасами, не отказываются от атомной энергии, они понимают, что это чистый и долгосрочный проект. Конечно, рынок строительства, обслуживания и эксплуатации АЭС – это огромная конкуренция, которая развернута между странами. Это Франция, которая достаточно мощно развивает этот сектор, Соединенные Штаты, Южная Корея, Япония, Китай, и, конечно же, «Росатом».
Я думаю, что в неприятии идеи строительства атомной станции немалую роль сыграл сериал «Чернобыль» от HBO. В Казахстане, например, когда появляются какие-то лозунги об опасности АЭС, часто вспоминают именно этот фильм и эту аварию, говоря, мол, смотрите, к каким последствиям может привести сотрудничество с «Росатомом».
Но здесь нужно понимать, что «Росатом» строит современные станции по всему миру, портфель заказов у компании очень большой. В частности, недавно в Турции дистанционно был запущен первый энергоблок станции, которую строили российские компании.
Здесь, наверное, и для Узбекистана, и для Казахстана важно определить, какая модель функционирования будет интересна нашим странам. Нужно понимать, что своих денег на строительство АЭС у наших государств нет. К примеру, в Казахстане возведение подобного объекта будет оцениваться где-то в районе 14 миллиардов долларов, может и выше. Если учесть, что энергодефицит в Казахстане сейчас доходит до 10%, то, по моим оценкам, нам нужно три АЭС – на севере, юге и западе страны. Тогда мы сможем выровнять текущий энергобаланс.
В результате получается большая сумма. И здесь нужно понимать, что если у страны нет денег на строительство АЭС, то их должны вложить, например, международные финансовые институты. Однако мы понимаем, что в текущих условиях зарубежные западные фонды и банки вряд ли будут финансировать строительство объекта со стороны «Росатома».
Другой путь – если сам инвестор вложит в строительство свои средства. Но если это, к примеру, будут какие-то западные компании, то они обязательно выставят одним из ключевых условий привязку тарифа к доллару. То есть каждая девальвация национальной валюты – тенге или сума – будет приводить к росту стоимости электроэнергии. Я думаю, что в таких условиях для наших стран сотрудничество с «Росатомом» будет наиболее перспективно и стабильно.
Вся эта антироссийская истерия, которая происходит на Западе из-за специальной военной операции, конечно же, будет создавать определенные накладки для строительства и эксплуатации. Мы видели, что в Германии были возражения по поводу поставок определенной продукции, систем автоматизации и других компонентов для станции «Росатома».
Понятно, что у всего этого есть аналоги, в том числе, например, в странах Востока, или же Китае. Но здесь нужно понимать, что есть вопросы логистики. К примеру, можно доставлять что-то в Турцию из Китая, однако это потребует определенного времени.
Да, возможно, сроки проектирования и строительства увеличатся из-за этих вещей, но я не думаю, что «Росатом» будет испытывать существенное негативное влияние из-за этих санкций. В принципе, эти технологии российской стороной отрабатываются в режиме реального времени на различных международных проектах. Поэтому здесь, наверное, больше какая-то фобия, что санкции могут помешать строительству.
Но, конечно же, какие-то палки в колеса вставлять, действительно, могут, например, в плане той же логистики, поставок комплектующих или по линии аккредитации проектных вещей. Безусловно, затруднения будут, но я не думаю, что они нерешаемые.
– Страны Центральной Азии, действительно, столкнулись с газодефицитом. Я называю это великим газовым разворотом. Он произошел примерно после 2009 года, когда у Туркменистана с «Газпромом» возник конфликт, и Китай, воспользовавшись этой ситуацией, завернул центральноазиатский газ в свою страну: были предоставлены кредиты на строительство инфраструктуры – газопроводов, заводов, разработку месторождений.
В обмен на это уполномоченные компании стран Центральной Азии гарантировали определенную формулу цены на границе с Китаем, то есть меньше, чем мировые цены с определенным дисконтом. В результате Китай построил самый длинный газопровод в мире протяженностью более 8,5 тысячи километров.
В текущих условиях, когда Узбекистан и Казахстан уже сами испытывают дефицит природного газа, я одним из первых поддержал идею создания Тройственного газового союза, которую озвучили в Москве. Для Казахстана это вариант того, как можно не только решить проблемы с газификацией Севера и Востока страны, на которые у нас не хватает своих ресурсов, но и при этом заработать на транзите.
Для Узбекистана, возможно, этот вопрос носит некий политический характер. Но опять-таки, чтобы исполнять обязательства перед КНР, а также сбалансировать рынок в целом в Центральной Азии, я думаю, что нам нужно активизировать работу по газовому союзу.
Сейчас сложилась уникальная для центральноазиатских стран ситуация. Российский газ стал меньше идти в Европу, при этом строительство инфраструктуры в КНР, чтобы Россия поставляла туда газ, требует времени и инвестиций. И страны Центральной Азии могут извлечь выгоды из этой ситуации, решить свои проблемы.
Я считаю, что здесь каких-то фобий быть не должно. Россия всегда выступала гарантом стабильности энергопоставок и в Европе, и в Центральной Азии. Понятно, что эта ситуация приводит к изменению определенных каналов поставок, но в любом случае Россия – это крупный игрок на рынке. Мы, так или иначе, будем сотрудничать и по транзиту природного газа, и по поставкам, и по работе в нефтегазохимии. Однако нам важно именно сейчас активизировать эту работу, чтобы уложиться в появившееся окно возможностей, иначе может быть поздно.
– К различным проектам в секторе возобновляемых источников энергии я вообще отношусь с настороженностью. Я всегда говорил, что ВИЭ – это большой зеленый миф. Это дорогостоящие проекты, которые находятся в полной зависимости от колебаний валют. Ведь, если мы не производим те же ветровики или солнечные станции на территории своих стран, то они в любом случае по комплектующим, по запчастям, по программному обеспечению на 100% будут зависеть от иностранных поставок, а соответственно от колебаний валют.
При этом опять-таки, если будут какие-то санкционные ограничения со стороны этих стран в отношении Узбекистана и Казахстана, то мы также будем от этого страдать. Потому что без соответствующего обслуживания – запчастей, ремонта и обновления программного обеспечения – все это просто превратится в груду очень дорогого железа.
На текущий момент стоимость ВИЭ действительно очень высокая. Это дорогая игрушка развитых стран, но для таких развивающихся стран, как Казахстан или Узбекистан, это достаточно нестандартный источник энергии.
К тому же, солнечные электростанции, к примеру, вырабатывают основное количество энергии днем. Но если днем потребления нет, и оно происходит вечером, то соответственно требуются системы для хранения, а это – дополнительные инвестиции. Поэтому я не думаю, что этот энергопереход, который сейчас достаточно актуален в Европе или в Соединенных Штатах, состоится в ближайшие годы.
– Сейчас и в Казахстане, и в Узбекистане большое внимание уделяется энергетике. Но мы в большей степени будем зависеть, наверное, от погодных условий. Холодная зима, ранние заморозки, безусловно, будут способствовать нагрузке на энергосистему. И здесь, естественно, нам нужна единая позиция, нужно сотрудничество с Российской Федерацией: пока есть возможность, нужно ею пользоваться и налаживать это сотрудничество.
Я думаю, что в целом увеличение российского присутствия в энергетике будет встречать определенную настороженность и какие-то негативные реакции со стороны западных стран в текущих условиях. Но мы в любом случае и географически, и политически, и экономически связаны с Россией. Это нельзя игнорировать, нужно двигаться в этом направлении.
